Вылитый чай укоризненно булькнул перед тем, как уйти в слив.
Он холодный, как руки, и изношенный, как хорей, -
В общем-то, вылитый я. И я б тоже ушёл, не будь бы слишком труслив
И не ходи за мной по пятам Дух Страдающих Матерей.
Кстати, мама, как быть, коли смотришь на звёзды, а чувствуешь - ничего?
Мне так страшно. А что, если это - и навсегда?
И страх давит виски, извивается гадом, глядит большеокой совой,
Не оставляя от страсти не то что бы ни следа -
вообще ни черта.
Наш старый чердак, мам, он завален всем этим памятным барахлом -
Может, там и отыщется моя безмятежная радость,
Тихий сон, тёплый дом, плед, бурбон и стремление идти напролом?
Я знаю, что много прошу, но, а что мне осталось?
Усталость, не отпускающая с кровати, как молодая жена?
Бессонница, не дающая мне и тем насладиться?
Говорила Алёнка Алёшке: "Не пей из копытца!"
А мне некому было сказать: "Не испей свой колодец до дна!"
Где мне нужно было вжать тормоза, приостановиться,
Дабы плита на груди не была теперь так холодна?
Впрочем, это всё ладно, с этим живут; ты права - я опять (как всегда!) нагнетаю.
Дышу, сердце бьётся - и славно. А то, что глаза пусты -
Условности, мелочи, глупости. Вздор!
Пожалуй, налью себе чая.
Главное, чтобы до вечера он опять не остыл.